Серийные убийства в Великобритании. Хроники подлинных уголовных расследований - Алексей Ракитин
Сотрудники полиции сопровождают Соню Сатклифф при её переезде в Лондон, где женщине надлежало оставаться на всё время судебного процесса, дабы в случае необходимости дать показания суду. Снимок сделан в ночь на 1 мая 1980 года.
9 мая неизвестный злоумышленник совершил поджог дома, в котором прежде проживал убийца. В окно гостиной первого этажа была брошена подожженная бутылка с бензином. При ударе о толстое оконное стекло бутылка разбилась и практически вся горючая жидкость растеклась по подоконнику, благодаря чему ущерб оказался минимален – фактически он ограничился лопнувшими от огня оконными стеклами.
Соседи, увидевшие вспыхнувшее пламя, немедленно вызвали пожарных а также позвонили в полицию. Огнеборцы прибыли очень быстро и их слаженная работа не позволила огню распространиться. Через несколько часов поврежденное окно заколотили фанерой, а возле дома был выставлен полицейский пикет, в чью задачу входило исключить повторение подобных инцидентов.
Защита Сатклиффа сразу же постаралась обратить случившееся к его выгоде. В ходе нескольких заявлений для прессы, прозвучавших 9 мая и в последующие дни, адвокаты посетовали на предвзятое отношение жителей Западного Йоркшира к их подзащитному и высказали опасение того, что подобные акты вандализма не только наносят материальный урон ни в чём не повинным людям [это явное указание на Соню Сатклифф, хотя и без упоминания её по имени], но и являются формой давления на суд. Адвокаты сделали довольно ловкие реверансы в адрес судебной власти, благоразумно перенёсшей судебные слушания из Западного Йоркшира в Лондон, и не без удовольствия попеняли полиции, которая по их мнению работала в присущей ей наплевательской манере – то есть формально и без всякой инициативы.
Дом №6 по Гарден-лейн в г. Брэдфорде, в котором убийца проживал вплоть до своего ареста, утром 9 мая 1981 года был подожжен неизвестным вандалом. Соня Сатклифф на всё время судебного процесса была увезена Лондон и дом на протяжении более чем недели оставался пуст. Опасаясь повторения акций вандализма, полиция была вынуждена взять здание под охрану. Этот фотоснимок сделан во второй половине дня 9 мая. Хорошо видно заколоченное фанерой окно-«фонарик» в гостиной 1-го этажа, в которое была брошена бутылка с бензином.
Разумеется адвокаты высказали озабоченность безопасностью Сони Сатклифф – это был вполне предсказуемый ход и было бы странно, если бы подобный трюизм не прозвучал из их уст.
Нельзя не признать того, что позиция обиженного и гонимого удобна во всех отношениях и защита Сатклиффа постаралась выжать из случившегося 9 мая инцидента максимум возможного. Сложно сказать, насколько эффективно сработала пафосная риторика Сиднея Левина и Джеймса Чедвина, но то, что неизвестный вандал предоставил им отличный повод изобразить убийцу и его жену невинными жертвами злокозненности окружающих, несомненно.
Вообще же логика подобных действий представляется до некоторой степени иррациональной. Непонятно, какую цель ставил перед собой поджигатель и для чего ему понадобилось пугать душевнобольную женщину, которая и без того пребывала в состоянии глубочайшего стресса.
В понедельник 11 мая с детектива Джона Бойла началось заслушивание свидетелей защиты. Этот полицейский 8 мая уже заслушивался как свидетель обвинения; теперь же к нему обратилась защита (следует пояснить, что принадлежность свидетеля той или иной стороне процесса имеет весьма существенное значение: его показания не могут быть поставлены под сомнение тем, кто заявляет ходатайство о его вызове в суд). Не совсем понятно, для чего Бойла вызывали адвокаты, поскольку полицейский не сказал ничего, что хоть в какой-то мере могло бы помочь Сатклиффу. После Бойла защита начала продолжительный допрос самого Сатклиффа.
Другая фотография дома Сатклиффа, сделанная после попытки его поджога 9 мая 1981 года. На фотоснимке хорошо видно окно 1-го этажа, поврежденное огнём и заколоченное фанерой вплоть до возвращения хозяйки.
Допрос этот вёл адвокат Джеймс Чедвин. Вопросы его были построены таким образом, чтобы ответы на них подчёркивали «плюсы» личности Сатклиффа и создавали в глазах присяжных заседателей положительный образ обвиняемого. Чедвин напирал на то, что Питер добровольно сознавался в преступлениях, в которых его даже не успели обвинить; на то, что имея возможность скрыться от полицейского патруля в Шеффилде, он ею не воспользовался; подчёркивал, что преступник, совершая свои злодеяния, «страдал» и, вообще, убивал без всякого удовольствия. Сатклифф старательно подыгрывал адвокату, по делу и без дела поминая Бога. Он признался, что задержание в Шеффилде застало его врасплох: он оказался психологически не готов к тому, что полицейские не поверят ему. Сатклифф заявил, что в Шеффилде Бог его обманул. «А ведь я доверял Богу! – воскликнул, негодуя, обвиняемый. – Я ждал и надеялся, что получу от Бога совет!»»
Отвечая на вопрос адвоката, почему он решил сознаться во время допроса в Дьюсбери, Сатклифф с серьёзным лицом заявил: «Я получил сигнал от Бога незамедлительно сознаться!»
Главный обвинитель на процессе сэр Майкл Хэверс с большой выгодой для обвинения использовал те многочисленные логические неувязки, которые бросались в глаза при непредвзятом изучении болтовни Сатклиффа (вообще, работа обвинения на процессе была великолепна – атторнеи давили своих оппонентов без лишнего пафоса, жёстко и логично). «Если Вы получили ясное указание от Бога сознаться полиции, то почему продолжали лгать, признав в первый день 12 нападений, а на следующий – еще 2?» – спросил генеральный атторней обвиняемого. «Я был не уверен, что моя миссия окончена», – выдавил из себя Сатклифф.
Вообще, отвечая на вопросы обвинителей, он сделался крайне немногословен.
Сэр Хэверс много внимания уделил пресловутому «голосу», ведь именно на рассказах об этом явлении и базировался диагноз психиатров. Обвинитель назвал самых близких Сатклиффу в конце 60-х годов людей – мать, Соню Цурма, Эрика Робинсона – и уточнил: говорил ли обвиняемый кому-либо из них об удивительном «Божественном Голосе»? Сатклифф ответил отрицательно. «Это было самое ошеломляющее событие в Вашей жизни, и Вы никому ничего не говорили?!» – воскликнул обвинитель, – (…) Вы никому ничего не сообщали много лет и открылись только на восьмом допросе (у психиатра в тюрьме «Эрмли»). «Да, это очень странно», – глупо согласился Сатклифф. Не снижая эмоционального напора, сэр Хэверс продолжил дальнейшее уничтожение защиты обвиняемого. Обвинитель поинтересовался: требовал ли «Голос» от Сатклиффа чего-то незаконного на протяжении первых лет? Питер ответил, что более двух лет никаких незаконных просьб он от «Голоса» не слышал. «Раз так, стало быть, не было ничего, что могло бы помешать Вам сообщить (о „голосе“) Соне, матери, Вашему священнику, любому другому человеку!»
Питер Сатклифф во время судебного процесса в мае 1981 года.
Допрос Сатклиффа обвинителем можно считать одним из кульминационных моментов судебного процесса. Сэр Хэверс убедительно доказал, что по праву занимает должность генерального атторнея Великобритании (эта должность аналогична должности отечественного Генерального прокурора). Он буквально взломал всю линию защиты, продемонстрировав внутреннюю противоречивость всех утверждений Сатклиффа.
Последней линией обороны обвиняемого явилось медицинское заключение, признававшее его психически нездоровым человеком. Хотя оно зачитывалось в самом начале процесса, защита решила вызвать в суд психиатров, дабы их допросом в качестве свидетелей нейтрализовать то сильное ощущение превосходства обвинения, которое стало для всех очевидно во второй части процесса.
Однако тут случилось то, что по праву можно счесть ещё одним кульминационным моментом этого суда. Психиатр МакКаллок во время его перекрёстного допроса 18 мая признал, что если пациенту удаётся обмануть врача, то это в конечном итоге приводит к фальсификации медицинского заключения. Опираясь на материалы, ставшие известными в ходе этого процесса, МакКаллок заявил, что считает вполне вероятной мистификацию со стороны Сатклиффа. «Его обман фактически уничтожает ценность моего заключения», – согласился с обвинителем психиатр. Фактически сэр Майкл Хэверс добился того, что один из врачей дезавуировал собственную экспертизу.
Психиатр Теренс Кейн, самый старший по возрасту из всей четвёрки врачей, доказывал присяжным, что он не позволил бы пациенту обмануть себя. Кейн
